Потом кто-то идет на работу через зеленый тенистый сквер, у одетого в бетон торгового центра привычно переступает через муравьиную тропу, проложенную прямо сквозь тротуарные плитки, поворачивает налево к набережной, но в такие утра это не я спешу на работу, а некая внешняя оболочка торопится и поглядывает иногда на часы - как бы не опоздать.
В такие утра (см. выше) я сама остаюсь среди дельфинов, пальм и почти обнаженных женщин и не имею ничего общего со своей внешней оболочкой, испытывающей в душном офисе страстную, почти смертельную тоску-по-морю. Смешная неуклюжая оболочка, конечно, не берется сегодня в расчет. Да и когда берется? Мало ли, что ей видится и о чем сожалеется. Все перетерпится, и она привыкнет к городскому каменному лету, в котором отпуск у моря больше не судьба в этом году.
Чувствуя, что в моих руках - и зачастую только в моих - возможность исправить любую ситуацию, встать на сторону любого оппонента и смягчить назревающее напряжение, я, знаете, иногда устаю от кажущейся необходимости произносить извечные "я не хотела тебя этим, конечно, обидеть", "каждому свое, естественно", "безусловно, с другой стороны...", "по-своему ты прав". Иногда мне тоже проще посмотреть правде в глаза и обидеться - это тоже мой выбор, по-своему я в такие минуты права, да.
Беременные животики напоминают уютного вида глобусы, а на ошупь они, совсем как футбольные мячи, упруги и мягки. Прикосновение к беременному животику, особенно к беременному животику близкого человека, необычно и волнующе.
Где бы я ни была, там везде Салон и люди. Это хорошо, наверное.
