Ну, конечно, при первой серьезной встрече с его прозой не обошлось без романтической истории. Поэтому я неравнодушна и к мужчинам, которые его любят ;) А любят его, надо сказать, мужчины определенного склада характера и закалки.
А если совсем серьезно: герои Ремарка ничего не ждут от жизни, много пьют, балансируют на грани, не любят громких слов, ранимые романтики в душе, многие из них прошли войну и все ужасы послевоенной разрухи, потеряли своих близких и готовы к новым потерям, которые не заставляют себя ждать.
Его книги о стойкости в мире, существование в котором не имеет никакого смысла, в мире, где все временно, условно, призрачно.
О таких людях (и об этом времени) писали многие, но, пожалуй, ничьи книги настолько не напоминают... ну, да, немного солнца в холодной воде, капли дождя на стекле, всплеск тяжелых коньячных капель в бокале, рвотный спазм после долгого плача. Ну, и, конечно, ни в каком другом мире не смеются радостней, не шутят беззаботней, не бывают более счастливы просто оттого, что живы, не ходят по битому стеклу более босыми ногами.
Я просто не могла не написать все эти банальные слова, потому что сама успела забыть, как чертовски хороши, просты и прозрачны его тексты. Только вот, когда читаешь книги Ремарка, выпить все время хочется... борюсь с искушением допить бутылку хорошего ванильного коньяка прямо здесь и сейчас, не откладывая на завтра, которого может и не случиться.
Я резко повернулся. При этом я столкнулся с маленьким толстяком.
-- Ну! -- сказал я яростно.
-- Разуйте глаза, вы, соломенное чучело! -- пролаял толстяк.
Я уставился на него.
-- Что, вы людей не видели, что ли? -- продолжал он тявкать.
Это было мне кстати.
-- Людей-то видел, -- ответил я. -- Но вот разгуливающие пивные бочонки не приходилось.
Толстяк ненадолго задумался. Он стоял, раздуваясь.
-- Знаете что, -- фыркнул он, -- отправляйтесь в зоопарк. Задумчивым кенгуру нечего делать на улице.
Я понял, что передо мной ругатель высокого класса. Несмотря на паршивое настроение, нужно было соблюсти достоинство.
-- Иди своим путем, душевнобольной недоносок, -- сказал я и поднял руку благословляющим жестом. Он не последовал моему призыву.
-- Попроси, чтобы тебе мозги бетоном залили, заплесневелый павиан! -- лаял он.
Я ответил ему "плоскостопым выродком". Он обозвал меня попугаем, а я его безработным мойщиком трупов. Тогда он почти с уважением охарактеризовал меня: "Коровья голова, разъедаемая раком". А я, чтобы уж покончить, кинул: "Бродячее кладбище бифштексов". Его лицо внезапно прояснилось.
-- Бродячее кладбище бифштексов? Отлично, -- сказал он. -- Этого я еще не знал, включаю в свой репертуар. Пока!.. -- Он приподнял шляпу, и мы расстались, преисполненные уважения друг к другу.
